Рассказко))

[Stakkars]

На заявку Редфайер:
Хочу историю о чем-нибудь разумном, добром и вечном. При этом второстепенный герой должен быть на порядок харизматичнее Главного Героя, но желания поменять их местами у читателей возникать не должно. Пол героев не важен.) И пусть в повествовании фигурируют антикварные украшения.)

Автор просит прощения... но авторская доля такая - что выйдет, каждый раз неизвестно и ему))
Держи))

В поисках знания

Если ты встал на Путь - не сходи с него.
(с) народная китайская мудрость
Многие знания - многие печали.
(с)Соломон

Груды ржавого хлама вокруг, старого, почти бесформенного, сливающегося в одно сплошное буро-черное пятно. Маслянистая влага, падающая с неба тяжелыми каплями и оседающая на коже противной пленкой – так и хочется содрать ее ногтями… чуть заметный посвист где-то в стороне – то ли ветер запутался среди железных обломков, то ли случайно залетевшая пичуга шалит.
- Холодно, - негромко произносит Сейн и дергает белоснежной шкурой, пытаясь стряхнуть капли дождя.
- Потерпи, пожалуйста, - Рада хлопает единорога по шее. – Еще чуть-чуть осталось.
Сил двигаться дальше уже нет, только жесткая, бесцветная усталость, да гул в ушах – морским прибоем. Когда она спала последний раз?.. Девушка не помнит – время поджимает, толкает, торопит, не дает сделать даже лишнего вздоха.
Ничего, еще совсем чуть-чуть – одна тихая и безжизненная пустошь.

Врата Знания всегда считались мифом – красивая легенда, которую приятно рассказывать длинными зимними вечерами возле семейного очага. И улыбаться недоверчиво – вот же брешут люди… Ни один смельчак не пробовал еще пройти указанный в легенде путь – через перевал Драконов, да Выжженную пустошь, да еще чуть-чуть Забытым лесом… Нет уж, дураков ищите где-нибудь в другом месте, а мы послушаем-послушаем, поохаем восторженно – ну надо же, Врата… на любой вопрос ответ дадут, ишь ты! – да спать пойдем на мягкую перину – сказки хороши вечером…
Не ходили смельчаки к Вратам. А может, просто вопросов достаточно важных не находилось?
А вот Рада нашла. Да такой, что поперек горла встал – черными крестами Мора на домах родной деревни да пустыми глазами умирающих детей в лекарне, умирающих долго, и от того сквозило в том последнем взгляде светлое, радостное облегчение… Хорошо встал, не захлебнуться бы горечью бессилия да ужасом прощальной улыбки на родном лице.
Простой вопрос: что делать?
А ответ – призраком возможности за неведомой дорогой, которую еще пройти и как можно быстрее, потому что Мор ждать не будет, не упросишь.
Провожали ее молчанием, гробовым, осуждающим – как, знахарка да от поветрия бежит! – и упреком, плывущим в чужих взглядах. Лишь старый Учитель подошел у ворот, потрепал скакуна по шее, сунул в руку оберег солнечного камня – а пальцы Рады дрогнули, попытались сжаться, удержать, предатели-пальцы... – и ушел, так и не сказав ни слова. Хорошее напутствие, от души.

А дорога серой лентой рвалась в горы – прямой да гладкой, на славу Предки строили, ничего не скажешь, - звала, манила… И шумели за спиной деревья родной долины, шелестели на ветру, почудилось – прощальным говором, но отогнала морок, отмахнулась – нельзя, никак нельзя насовсем уходить, не стоит…
Сейн ходко шел, ровно – зверь именной, хозяйку чует: и нетерпение, и надежду – заплетает в нить дороги ровными ударами копыт, успокаивает… Тепло было да солнечно, и в сон клонило – ведь сколько не спала, больных успокаивая да обихаживая, - гнуло к луке седла, вырывало узду из слабеющих пальцев. Встряхивалась, поднимала непокорные веки – не спать, чужие места, опасные… Перевал Драконов, как-никак.
Прошли незаметно, только ветром ледяным горным мазнуло было, да тут же и утихло, когда дорога проворно нырнула вниз – закончился Драконий перевал, будто и не было.
Заночевали в лесу – небольшом, сосновом, на самом берегу ручья. Ветки для костра собирала в темноте, почти на ощупь – до последнего света скакали, пока хоть что-то видно было. Запиналась, да на стволы натыкалась порой, но ничего, собрала, сложила, как надо.
Огонь заплясал бойко да живо – теплом, жизнью… осветил узкий берег лесного ручья да стремительно несущуюся, не растерявшую еще горную прыть, воду – свежую, ледяную, пахнущую сосновыми иглами. Самое то для чая, чтобы и согреться и тело подбодрить.
Незнакомец вышел из темноты как раз, как вода закипела – к чаю поспел. Высокий, на ногу легкий, а меч на боку – скромный, тусклого металла да коричневой кожи – воинский меч, не украшение. Замер на самом краю света, так, чтоб лицо видно было. Да и как не замереть, когда к горлу острый витой рог тянется? Сейн шутить не собирался – единороги, они с детства драться обучены, никакого врага не боятся, верят, что бессмертны.
- Доброй ночи, путники, - поздоровался незнакомец, спокойно, словно старых друзей увидел.
- Ночь уже, - фыркнул Сейн, но рога не отвел, - да и добрая ли – пока не ясно.
- Добрая, добрая, - улыбнулся воин, легко, открыто – всем бы так улыбаться посреди ночи да в темном лесу. - Меня зовут Дюпон, - и добавил, словно это все объясняло, - странник.
- По свету ходить любишь? – поинтересовался единорог.
- Люблю, еще как люблю, - рассмеялся странник. – Пустите к огню погреться?
Светлый он был и говорил честно, не юля, - это Рада сразу почувствовала, ей, знахарке, сами боги велели. А потому попросила:
- Пусти, Сейн. Костер большой, на всех хватит.
Скользнул вперед бесшумной тенью, опустился на землю плавно, экономно – воин, одним словом. И бывалый. Чашку с чаем принял благодарно, кивнул сдержанно да глотнул аккуратно – прямо так, только что кипевшего.
- Вкусно, - голос негромкий, довольный, а глаза… смеются глаза, и цвета не понять – то ли серые с чернотой, словно небо грозовое, то ли черные с серебром, как вода глубоких озер. А только так и кажется – сейчас мелькнет молния и опалит, как есть опалит. Огненная натура-то, видать. – Куда направляетесь, путники?
- Нам Выжженная пустошь нужна, - знахарка не дает единорогу вмешаться, говорит кратко, тихо – нет сил на большее и голос почти дрожит, но только почти.
- Знаю, где это, - кивает Дюпон, уже серьезно, без смешинки. – За долиной Драконов, через холмы да за Черную реку. Дня три пути.
Три дня – это много, это очень много, если мерить в уходящих безвозвратно жизнях. Но выбора нет, и Рада спрашивает прямо:
- Проводишь?
Короткий взгляд в ответ – острый, прицельный, словно на врага перед боем, и улыбка - неожиданно мягкая:
- Провожу, отчего же не проводить…
… Сон накрывает знахарку с головой – властно и неумолимо, и последним эхом уходящего дня плывет в воздухе:
- А отчего долина-то так называется? Правда Драконы живут? – это Сейн, любопытный и неуемный, как обычно.
- Нет, - негромко отвечает странник. – Драконы отсюда ушли. Давно уже.
Показалось, или отзвук чужой тоски скользнул по ночному воздуху?

Время течет незаметно: рассвет, утро, полдень… гладкая лента дороги, белоснежная грива, плещущая волнами на степном ветру – лес кончился еще до того, как первая роса высохнуть до конца успела, - да быстро шагающий впереди мужчина. Тонкий свист – переливчатый, задорный, плывет в воздухе игривая мелодия незнакомого танца.
- Не к добру свистишь, - замечает Сейн. – Примета такая есть – крыши над головой не будет. Семь лет.
- А у нас ее и сейчас нет, - не оборачиваясь, отвечает странник и в голосе чувствуется улыбка. – Так что волноваться нечего.
Единорог фыркает, но не находит ответа.
Тихое ровное жужжание вкрадчиво касается ушей – далеко, на грани слуха. Рада знает, что это – кто-то разбудил рой снежных пчел, и теперь громадные, с голову ребенка, жуки несутся вперед, нападая на все живое на своем пути. Несутся к ним, судя по звуку.
Дюпон тоже знает – оборачивается резко и выдыхает одно:
- Ходу…
- А ты? – пытается возразить знахарка. Оставить мужчину здесь – обречь на смерть, мучительную и страшную – от рвущих кожу острых ядовитых жал.
В его грозовых глазах – окончательный ответ, жесткий и уверенный. И голос тверд:
- Забудь обо мне!
Она медлит, сдерживая своего скакуна, ведь если вскочить на круп единорога позади седла… И на встречу попадется достаточно глубокая река, чтобы укрыться… Шанс есть. Призрачный, но все же.
- Ходу, Сейн, - уже рычит странник. – Ходу, однорогий, кому сказал!
Единорог срывается с места, закусив удила, сопротивляясь нерешительной руке, парой скачков огибает мужчину и вылетает на гладь дороги.
- Прекрати… - хрипит он, чуть слышно, от боли. Рада вздрагивает и ослабляет повод, чтоб не терзать зверя. И приникает к точеной шее, чувствуя, как впивается в одежду и волосы встречный ветер.
Дорога летит под копытами, и вплетается в тянущиеся мгновения рвущееся вперед тело скакуна – скорость и только скорость, вперед, быстрее. Успеть…
Реки не видно, а жужжание нарастает, накатывает пронзительным гулом, бьется в голове голосом нагоняющей смерти.
- Подожди, Сейн, - выдыхает знахарка, пытаясь нащупать притороченный к седлу лук – легкий, охотничий, но стрел – целых три десятка, и если постараться…
Единорог послушно сбавляет темп: чуть реже стучат копыта, чуть чаще бьется сердце.
Рада стреляет быстро, почти не целясь – учили ее с детства и косулю на скаку бить, и птицу влет. Знахарка, положено уметь выживать в лесу не хуже охотников. Она почти не промахивается, и серебристые точки сыплются на землю из ровной полосы роя. Пчелы и не думают замедляться – они слишком злы сейчас. Кто неосторожно растревожил их гнездо на целую осень раньше, чем положено, - не важно, он уже поплатился сполна за дурость. Но вот остановить их сейчас могут только вода и огонь…
- Поздно, Сейн, - признает Рада. Не видно ни следа реки – не спастись. Единорог переходит на рысь и трясет головой.
- Зато весело было, - пытается утешить он хозяйку, но у той уже нет сил даже улыбнуться. Так глупо… лучше бы она осталась дома, раздувать последние икры гаснущей жизни и снимать чужую боль, чем вот так – посреди чужой солнечной степи…
Черная тень накрывает землю, и знахарка задирает голову, чтобы посмотреть, что же это.
Над их головами, прямо в центре полуденного синего неба, плывет дракон. Золотом сверкает чешуя, зеленью отливают иссиня-черные когти, розовым отсвечивают полупрозрачные крылья. Он кажется миражом, этот золотистый силуэт, мазком чьей-то шутливой кисти на холсте небес – ну вздумалось богам побаловаться художеством, ну вот и начудили…
- Сейн, - только и успевает шепнуть Рада, когда невероятный, невозможный зверь начинает падать на них с неба. Единорог останавливается на скаку – всадницу бросает вперед и бьет о луку седла, и их накрывает волной воздуха, придавливает к земле. Знахарка утыкается лицом в густую мягкую гриву – почему она всегда пахнет свежим сеном? – умирать, похоже, придется прямо сейчас.
Спину Рады обдает жаром – жестким, палящим… но не смертельным – след от горящего вверху пламени. Она переводит дух и поднимается на стременах. Оглянуться – и увидеть сыплющиеся на землю черные угольки – все, что осталось от пчелиного роя.
Дракон описывает круг в воздухе, разгоняя взмахами крыльев остатки дыма и пепла – ветер, поднятый им, бьет в лицо, и легко опускается на землю.
Светлая бронза чешуи, трепет тонких крыльев – почти полет стрелы, если развернуть, хищный изгиб мощных когтей. И золотистой молнией – знакомая улыбка, плывущая в грозовом взгляде.
- Дюпон, - выдыхает Рада чуть слышно – нет голоса, унесло набивающимся в рот ветром бегства.
- Признала? – голос его на удивление человечен, если закрыть глаза, то можно легко представить вчерашнего знакомца – легкого, высокого, стремительного… - Ну да, ты же знахарка, - он усмехается сейчас, этот странный человек-зверь.
Рада молча кивает – да, она умеет чувствовать других, за то и взяли когда-то ученицей в лекарню, за то и ценили – руки чуткие да душа отзывчивая. И тепла на всех хватало… Раньше.
- Ты проводишь нас до Выжженной пустоши? – спрашивает она, ведь дорога никуда не исчезла – вот, рвется вперед стрелой, выпущенной из лука богов.
- И даже чуть дальше, - скалит клыки дракон. Хорошие такие клыки – длинные да острые.
- Не страшно, - фыркает Сейн и бьет копытом.
И эхо подхватывает раскатистое рычание-смех повелителя небес.

Выжженная пустошь разливается черной трескучей полосой до горизонта – сплошь зола да пепел, прямо за темной лентой широкой реки. Воды ее мутны и тягучи, словно впитали в себя часть былого пожара. А этот берег зелен и цветущ – видно, щедра Черная река, сытно поит землю.
Они не задерживаются здесь надолго – все уже оговорено и объяснено. Рада послушно взбирается на холку дракона – чешуя его жесткая, но теплая, и если пристроиться поаккуратнее, вполне удобно, а Сейн покорно замирает на месте, ожидая.
Огромные передние лапы осторожно сжимаются на боках единорога – чтобы не сдавить и не поранить, и дракон взмывает в воздух со своей живой ношей.
Толчок бросает знахарку на острые края чешуек, и не ранится она только чудом. А дальше – ветер, поющий неведомую ранее песнь, да бескрайнее небо вокруг. И ровные взмахи изящных крыльев.
Сколько они летят, знахарка не знает – растворяется в чужой силе, в неудержимой свободе вольного полета. И воздух ласков и послушен, а солнце греет жарче, чем на земле.
Даже привычная усталость отступает, исчезает под напором нахлынувшего восторга.
Они приземляются уже на опушке леса – светлого, лиственного… Сейн отбегает в сторону, едва чувствует свободу. Шерсть его вздыблена, и ноги слегка подгибаются. Единорог трясет головой, делая первые, неуверенные, словно у жеребенка, шаги. Отрывисто всхрапывает и начинает игриво скакать на месте. Взгляд его серьезен – Сейн пытается размяться.
Рада соскальзывает с теплого бока по услужливо подвернутому крылу на землю. У нее тоже подгибаются ноги и слегка кружится голова, но девушка еще полна переполняющего ее полета, и оттого широко улыбается, открыто и радостно, как раньше, до Мора.
- Понравилось? – в мягком голосе дракона усмешка и забота, пожалуй.
- Да, - выдыхает Рада. – Спасибо тебе.
Единорог наконец успокаивается и ворчит негромко:
- А мне вот ни капли не понравилось!
- Верю, - фыркает дракон, обдавая их обоих волной тепла. – Уж извини.
Сейн натыкается на огненный взгляд и, кажется, смущается – отворачивается, тянется за травой.
- Дальше вы сами, - негромко говорит Дюпон и стряхивает на землю что-то непонятное, сверкнувшее золотистым блеском.
– Бери, - говорит дракон знахарке. – Будете возвращаться – позовешь меня.
Рада наклоняется – у ног ее лежит золотая цепочка с маленьким причудливым бубенцом, покрытая вязью черных символов – письмена Предков, затейливые да странные, что писали – никто еще не разгадал. Пальцы словно сами нащупывают среди травы витые кольца цепочки, и звякает подвеска, опускаясь на грудь. Странно звякает – тонко, чуть слышно… зовуще.
- Позвени, когда понадоблюсь, - поясняет Дюпон. – Я услышу.
- А если другой дракон прилетит? – спрашивает знахарка, заворожено рассматривая древнее украшение.
- Не прилетит, - давешняя ночная тоска мелькает в глубоком голосе Дюпона. – Нет больше никого. Я последний.
И не дождавшись ответа, взвивается вверх, обдав спутников тугой волной воздуха.
- Ты его обидела, - единорог подходит к хозяйке, провожающей взглядом золотистую точку на небе, тыкается мордой в плечо.
- Наверное, - соглашается Рада.
Откуда сверху эхо доносит призрачное: «Удачи...».

Заваленная ржавым хламом пустошь заканчивается быстро, гораздо быстрее леса, что они проскакали, не останавливаясь почти – тонкие силуэты стволов и мелькающий то тут, то там среди зелени листвы охряный мазок подступающей осени. И дождь, липкий, медленный, прекращается тоже. Воздух словно светлеет, очищаясь от серой мокрой взвеси, что наполняла его последние сутки.
На самом краю зыбких железных холмов, прямо на границе с начинающейся за ними зеленой травой, стоят Врата – изящная арка, ровно в рост человека. И по краю ее бежит замысловатый узор древних букв, непонятный, пугающий.
Врата выглядят совсем новыми – светел и чист камень, ярок и черен рисунок. Словно не секло их ни разу буйным зимним снегом, не поливало ледяным осенним дождем, не обжигало палящим летним солнцем.
Врата выглядят ужасно старыми – резкие тени скользят по буквам, словно глубокие трещины, следы прошедших веков – четкие, неумолимые. Но это только морок – поверни голову, и они исчезнут, отступив перед свежестью новизны.
Врата вечные. Они стоят здесь испокон веков и будут стоять еще столько же – пока само солнце не погаснет, устав освещать их тонкий силуэт.
- Врата Знания, - голос Сейна ломается, словно слова не идут из горла.
- Да, - спрыгнуть на землю легко, труднее сделать первый шаг к этому… чужому.
- Рада! – окликает ее единорог уже у самых Врат – как дошагала, не помнит, не видела. Знахарка оборачивается: белоснежный зверь с гордым витым рогом застыл посреди ржавого железа, и колышется на ветру длинная грива – Рада словно чувствует ее шелк в руках, она так любила пропускать эти пряди сквозь пальцы, когда была еще совсем мала, наблюдать, как играют они переливами всех цветов на солнце…
- Рада, - голос Сейна непривычно мягок. – Я буду ждать тебя.
- Я вернусь, - обещает она – не только ему, а еще и всем полным болезненного жара взглядам, что встают сейчас в памяти. Что прямо сейчас, возможно, гаснут один за другим, просветляясь последним облегчением…
Знахарка поворачивается и делает шаг в арку.

Белый острый свет, неправильный, ненастоящий. Бьет по глазам – зажмуриться, отвернуться, не видеть…
Стерильность больничного бокса и приветливое лицо медсестры – профессиональная улыбка и участие в глазах. Рядом доктор – старенький, сухонький, чем-то похожий на Учителя. Улыбается так же широко, отработанно.
- Мисс Тротт, с возвращением! – а вот радость в голосе, похоже, неподдельная.
Мир расплывается и тает перед глазами неверным маревом.

Ее выписали через неделю. Вручили персональный биодатчик, вызвали ее личный кар и провожали в коридоре чуть ли не всем составом дежурной смены. Еще бы, владелица медиа-империи, полгода в коме, сирота!.. Рада старалась делать вид, что не слышит пораженного аханья вокруг, но это было трудно. Почти так же трудно, как удерживать рвущийся крик, когда по ночам ей снились гибнущие в огне мать и отец вперемешку с бледными детскими лицами, сгорающими в жару Мора. И плывущее спокойствие прощального взгляда.
Смерть стучалась в ее сердце, звала обратно, манила. И знать бы, что там, за чертой, будут ждать Врата… Рада бы прошла, пусть и безвозвратно.

Темно, мягко и удобно – эргономичное кресло подстраивается под фигуру, светодатчики – под тремор зрачков и биение пульса.
Короткое прикосновение к сенсорной панели – и стены вокруг тают, исчезая бесследно.
Бескрайняя синь – яркая, даже глазам больно, и беспощадное солнце – режет, жжет… Полет?
А как же ветер в лицо и острые теплые чешуйки под ладонью? Свобода и восторг? И сила, чужая сила, бьющая через край, пляшущая вокруг…
Изящный бубенчик на цепочке – медальон ее матери: тонкая вязь их общей фамилии на галакте и кусочек поющего хрусталя внутри. Тронешь – звенит. Зовет…
Протянуть руку и коснуться прозрачной перегородки. Коснуться неба. Рукой.
Солнечный мир расплывается перед глазами - похоже, все-таки слезы…
Трудно дышать, больно, воздух встает в горле, не глотается… Дернуть пальцами предательскую цепочку-удавку.
Тонкий, едва слышный звон наполняет воздух, трепещет, бьется…
Зови, не зови – дракон не прилетит.
И где-то там, за гранью реальности, будет преданно ждать гордый белоснежный зверь с длинной, шелковой гривой…

@настроение: а черт его знает, что вышло...

@темы: творчество, свои миры

Comments

[Stakkars]

Идальга
ну... мало ли))
ой, сейчас))

[Идальга]

Stakkars

[Stakkars]

Идальга

[AnnetCat]

Ваааа, как я умудрилась это пропустить? замечательная вещь.
А может, прилетит?..

[Stakkars]

AnnetCat
спасибо))
нет. только она может дойти) если поверит))

[AnnetCat]

Тогда дойдет.